Поезд мерно покачивался на стыках рельсов, увозя меня всё дальше от шумного города. За окном мелькали знакомые с детства пейзажи: бескрайние поля, редкие перелески, дымчатые силуэты деревень. Я ехал к Батю, к тому самому суровому русскому мужику, чья фигура навсегда отпечаталась в памяти как олицетворение силы и несгибаемости. Он стал отцом в лихие девяностые, когда рушились устои, а выживать приходилось с кулаками. И воспитывал меня так, как это делали все советские люди — без сюсюканья, с упором на труд, честность и умение смотреть жизненным трудностям прямо в глаза.
Вспоминались его натруженные руки, запах махорки и бензина, его немногословные, но меткие наставления. Не было в его методах ни психологии, ни лишней мягкости — только суровая школа жизни, пропитанная духом ушедшей эпохи. Он учил не словами, а делом: как держать молоток, как разводить костёр в дождь, как смотреть в глаза обстоятельствам, не опуская головы. И сейчас, спустя годы, я понимал, что именно эта, казалось бы, жёсткая закалка дала мне главное — внутренний стержень, умение не пасовать перед проблемами и ценить простые, но важные вещи.